Эскапизм как образ жизни.
Забытой весны эмиссарам,
Оставив иные края,
Виденьем, мечтою, кошмаром
Стоять на краю бытия.
Наклон головы, тень улыбки,
В вагоне метро силуэт -
Приметы так странны и зыбки,
Что больше похожи на бред.
А в мире людей места нет заблудившимся снам,
И страшные шутки играет неверная память,
Но в свете двух лун открываются тропы, ведущие к тайным дверям,
И молот звенит серебром и сбивает с сердец омертвевшую наледь.
В прямом электрическом свете
Безжалостно ясен исход:
Бессмысленно грезить о лете,
Оно никогда не придет,
И, кажется, главное - выжить,
Уйти, затаиться, не сметь,
Дышать через раз, петь потише,
Когда ты не в силах не петь.
В плену городов, задыхаясь в дыму и в пыли,
Легко раствориться, а верить почти невозможно.
Но лев вновь выходит на алое поле, взыскуя великой любви,
И сокол парит в небесах, словно знамя и знак, что все будет, как должно.
Olivier M. Armstrong
Оставив иные края,
Виденьем, мечтою, кошмаром
Стоять на краю бытия.
Наклон головы, тень улыбки,
В вагоне метро силуэт -
Приметы так странны и зыбки,
Что больше похожи на бред.
А в мире людей места нет заблудившимся снам,
И страшные шутки играет неверная память,
Но в свете двух лун открываются тропы, ведущие к тайным дверям,
И молот звенит серебром и сбивает с сердец омертвевшую наледь.
В прямом электрическом свете
Безжалостно ясен исход:
Бессмысленно грезить о лете,
Оно никогда не придет,
И, кажется, главное - выжить,
Уйти, затаиться, не сметь,
Дышать через раз, петь потише,
Когда ты не в силах не петь.
В плену городов, задыхаясь в дыму и в пыли,
Легко раствориться, а верить почти невозможно.
Но лев вновь выходит на алое поле, взыскуя великой любви,
И сокол парит в небесах, словно знамя и знак, что все будет, как должно.
Olivier M. Armstrong